href="bio.rus.htm">

Пьетро Помпонацци

О ПРИЧИНАХ ЕСТЕСТВЕННЫХ ЯВЛЕНИЙ ИЛИ О ЧАРОДЕЙСТВЕ

Глава VI,
в которой даны ответы на приведенные возражения

Итак, ответим на каждое из этих возражений. На первое. Мы отвергаем приведенные там доводы, ибо таких людей очень мало и они встречаются в немногих местностях и вовсе не часто, как это с очевидностью явствует из опыта. Далее следует сказать, что любой человек, как человек, мог бы быть грамматиком или философом (оставим в стороне его способности и возможности),— однако их очень мало в действительности; это же можно сказать применительно к нашему случаю. Действенные же и материальные причины многообразны, так как тут одновременно действуют различные влияния небесных тел соответственно различию споспешествующих и препятствующих действующих причин и состоянию того, кто испытывает воздействие. Конечная же причина — красота и совершенство Вселенной, каковые заключаются в величайшем разнообразии, как сказано в книге “О мире”, приписываемой Аристотелю (56). Но об этом подробнее речь пойдет в другом месте.

На второе возражение следует, оставив всякие сомнения, сказать, что принятое в нем положение ложно и очевидно противоречит опыту. Мы ведь видим, что одно и то же лекарство подходит ко многим болезням, различным по виду, и многие различающиеся по виду лекарства пригодны для лечения одной и той же болезни, что хорошо известно врачам. Что же до ссылки на Аверроэса, то хотя его слова могут быть истолкованы по-разному, но могут быть приняты и в их прямом смысле. Но об этом мы скажем далее более определенно при истолковании этого комментария.

На третье возражение ответим, что, как уже сказано в нашем, посвященном тебе “Вопросе о действии видов”, приложенном к “Вопросу об ответном действии” (57), некоторые полагают, что формы тепла и холода, а равно и прочие, непосредственно производят тепло и холод в реальном бытии, там, где претерпевающий воздействие к этому расположен. Я же думаю, что они осуществляют это, воздействуя на жизненные духи и на кровь. Но если принять любой из двух способов действия, наше предположение не утратит силы, ибо, делается ли это опосредованно или непосредственно, очевидно, что действием формы может быть произведена вещь, формой которой она является в реальном бытии, как это выведено в нашем предположении из слов Аристотеля и на основании опыта. Вместе с тем это было доказано подобными же доводами и применительно к истине, то есть исходя из подобия идей, заключенных в божественном уме и в интеллигенциях, движущих небесные круги. Но, поскольку об этом мы подробнее говорили в цитированном “Вопросе”, сказанного будет достаточно.

На четвертое возражение скажем, что, если бы оно было справедливо, тогда не было бы никаких заразных болезней, вообще никакой заразы и никто не погибал бы от испарений других животных и т. д. А это очевидно ложно.

Однако же это доказывает, что подобные деяния труднее и реже осуществляются на пользу, нежели во вред, поскольку злые дела действеннее добрых. Ибо мы не видим, чтобы какое-нибудь лекарство, примененное в ничтожном количестве, так способствовало выздоровлению, как губительным оказывается взятый в столь же малом количестве яд; во всяком случае, по большей части бывает именно так. Далее, мы признаем, что в большинстве случаев такие вещи быстрее и активнее воздействуют вовнутрь, чем вовне, благодаря приведенным причинам, так как внутри для этого существуют более благоприятные условия и сила воображения более четко направлена вовнутрь. А будучи направлена вовне, способность иногда теряет свою силу, так что не может действовать, чему нас учит опыт. И ничто не препятствует природе направлять эти жизненные духи и благоприятствовать им. Если оказывается, что действующий и испытывающий воздействие обладают одной природой, тогда и испарения оказываются тождественны или подобны друг другу. Это относится к большей части случаев и, как уже говорилось, к тем, когда воздействие направлено не вовнутрь, а вовне, как бывает, когда околдовывают и когда люди заражаются какой-нибудь чумой, а заразившись, умирают, хотя бы до этого были здоровы.

На пятое возражение. Мы отрицаем высказанное там предположение, а именно будто любой колдун преуспевает по отношению к любой болезни и что подобным же образом любой человек в подходящем возрасте может производить подобные действия. Ибо ничто из этого никак не следует ни из одного из приведенных нами объяснений. Это не следует из первого объяснения, поскольку ни один врач не знает столько, столько другой; ведь один может излечить от той болезни, перед которой окажется бессилен другой. Так что в этом искусстве один более сведущ, нежели другой. И это не следует из второго объяснения, так как один человек может обладать такой индивидуальной способностью, которой не обладает другой. И это не следует из третьего объяснения, поскольку чародей должен быть легковерен и придавать веру всему [в своих действиях] и обладать страстным воображением и сильной волей, применительно к каждой болезни, а очевидно, что не все люди в равной мере предрасположены к этому. Из чего следует, что приведенные доводы несостоятельны.

На шестое возражение следует сказать, что, говоря об этом волшебнике (если только позволительно его. так именовать), его нужно рассматривать именно указанным образом, то есть что он действует естественным путем посредством трав, камней и прочих предметов, способствующих данному действию, и подобающим образом, а равно и с учетом времени и должного приспособления к данному действию. А также следует рассмотреть, каким образом люди приобретают такие познания, а именно своей хитростью, то есть благодаря научению либо опыту, без помощи со стороны высших сил, будь то добрые ангелы или злые. Если мы будем рассуждать согласно первому объяснению, то ни у кого не вызовет сомнений, что эта наука сама по себе есть истинная деятельная наука, подчиненная натуральной философии и астрологии, как медицина и многие другие науки, и сама по себе она есть благо и совершенство разума, и обладающие ею считаются преуспевшими в разумной деятельности. В таком случае она не делает обладающего ею человека дурным. Ибо иначе ни Бог, ни добрые ангелы не были бы благими, поскольку они, согласно Законам, в совершенстве владеют этой наукой. Если же рассмотреть, каким образом люди приобретают знание этой науки, то я скажу так: если путем усердных занятий и хитроумия либо от добрых ангелов, как принято верить относительно святых мужей, то эта наука пребывает истинной и благой наукой и, согласно такому рассмотрению, не содержит в себе ничего дурного и сама по себе, как таковая, не является запретной. Если же люди приобретают ее призыванием нечистого духа, то, будучи действием, происходящим от естественных причин, она все равно есть благая наука, но способ ее приобретения не относится к науке и совершается не путем науки, и он сам по себе пагубен и преступен, так как это есть очевидное идолопоклонство, что является тягчайшим грехом, противным первой заповеди, и сам по себе запретен, но не как познание вещей, а лишь по способу познания и приобретения этого знания. Об этом говорит Августин в VIII книге “О граде Божием”, что ясно знакомому с его словами (58). Именно такую науку запрещают римские XII таблиц и изничтожают все благоустроенные государства.

Я, однако же, утверждаю, что, хотя такое искусство само по себе есть знание и совершенствование разума, и пусть даже оно приобретено не путем призывания демонов, а каким-либо иным, честным способом, тем не менее необходимо, чтобы в благоустроенных государствах этим людям было запрещено им заниматься и само это искусство было полностью уничтожено, не само по себе, но акцидентально. Будь оно чистым умозрением, его, возможно, и не следовало бы так изничтожать, но оно есть искусство деятельное, а деятельное искусство хорошо, только если оно соединено со справедливым желанием и с истинным разумом, а этим искусством люди почти всегда злоупотребляют. Ибо некоторые посредством этого искусства хотят, чтобы их почитали как богов, что есть величайший грех. Другие же используют его ради запретной любви, для вымогательства, для устройства выкидышей и прочих мерзостей, отчего, я полагаю, благие законы и благоустроенные государства и не разрешают подобные искусства.

Если же возразят, что один или многие люди могут обладать истинным искусством и добрыми намерениями и деятельность таких людей не подлежит запрету, я отвечу на это, что если они добры, то пусть не злоупотребляют этим искусством и обратят его на добрые дела; однако же добавлю к этому, что они не должны обучать этому других и передавать это искусство в своих сочинениях, поскольку большая часть людей предана страстям. Отчего законодатели, принимая во внимание то, что касается большинства, а не то, что случается изредка, учредили законы соответственно тому, что происходит в большинстве случаев, а не тому, что случается лишь иногда.

Поэтому Гален говорил, что если бы кто открыл траву, отворяющую кровь, этот человек подлежал бы смерти, дабы он не научил этому других (59). Если же на это возразят, что тогда никакая наука не окажется благом и даже вообще ничто, кроме одной добродетели, так как любыми науками и искусствами случается злоупотреблять, за исключением одной добродетели, которую мы не можем употребить во зло, поскольку добродетели всегда направляемы благим желанием, как сказано в VI книге “Этики” (60). Искусствами же и науками мы можем злоупотребить. Ведь человек может направить теологию, главнейшую из наук, на стяжание выгод или на удовлетворение своего тщеславия либо иного порока, и подобное же случается с риторикой и другими науками, как сказано в I книге “Риторики к Теодекту” (61). На это можно сказать, что приведенное [суждение] истинно или весьма правдоподобно, ибо прочие [науки] не слишком вредны. Ибо это либо науки созерцательные, которые сами по себе не направлены к действию, либо, если они действенны, их употребление необходимо, а злоупотребление ими более очевидно, отчего употребляющие их во зло легко могут быть наказаны. Такова медицина, которая является необходимой наукой, и сознательно грешащие в ней могут быть строго наказаны. Что же касается данного [магического] искусства, то ни употребление его не является необходимым, ни злоупотребление не является очевидным, ибо по большей части действие происходит нечувствительно. Поэтому этот довод не имеет силы. На дополнительное возражение, а именно что [деятельность] этих чародеев не следует запрещать, поскольку в их делах, по-видимому, нет ничего дурного, раз все это сводится к естественным причинам, скажем, что хотя это и происходит согласно двум первым объяснениям, однако это случается крайне редко, а в большинстве случаев к этому примешивается суеверие. Поэтому Законы, имея в виду то, что происходит в большинстве случаев, запрещают подобные действия вообще.

Поэтому, считаю я, если закон убеждается с очевидностью, что у некоторых чародеев их опыт основан на усердных занятиях либо исходит от благих ангелов и что это люди доброй воли, то их деятельность законы не запрещают. Как не запрещено королям Франции исцелять золотушных, поскольку считается, что это происходит от благих ангелов или в результате дара, полученного от Бога или от природы, как философы полагают относительно Псиллов и Марсов (62). Ибо считается, что это даровано от Бога этим королям за их добрые дела в отношении к Церкви, так как они одни именуются христианнейшими королями.

Действия же, согласно третьему объяснению, не обходятся без суеверия, поскольку нужно, чтобы эти люди были легковерны, придавали великую веру заклинаниям и знакам, как об этом сообщает Примиритель в 156-м подразделении (63). Поэтому Закон их полностью запрещает.

И так как сказано, что первый способ действий осуществляется согласно искусству и науке, то здесь следует сделать оговорку относительно второго способа. Итак, я говорю, что второй способ не может быть сведен к науке, поскольку там, где дело идет о свойствах не всего вида, а лишь о природе индивида, не может быть науки (как говорит Аверроэс в 5-й и 6-й главах “Сборника” (64)). Ибо хотя о Сократе можно знать, что он как человек есть существо воспринимаемое и поддающееся обучению, поскольку эти свойства проистекают из формы, однако то, что он не терпит чеснока, можно узнать только из опыта. Поэтому тот же Аверроэс говорит там же, что искусство врачевания часто терпит неудачу из-за таких скрытых свойств, ибо одни люди умирают, приняв рвотное [энематис], а другие — от дикой корицы, хотя бы им и были даны эти средства согласно медицинскому искусству,— отчего медицина и не является совершенной наукой (65).

Итак, поскольку второй способ действия исходит из индивидуальных свойств, он не может быть отнесен к науке, равно как и третий способ, что достаточно хорошо известно, поскольку сила воображения производит такие действия, только если человек расположен к их восприятию, а таких людей очень мало, ибо это требует соблюдения множества условий, которые крайне редко совпадают одновременно, как говорит Примиритель в цитированном месте.

Но можно иметь в отношении этих действий некий опыт и знание только во всеобщем, а не в частном: как, например, некоторые люди совершают их благодаря свойствам, обретенным из познания начал возникновения вещей. Но подобным образом нельзя познать ни каковы они, ни каково их расположение, так как никакой человеческий разум не сможет определенно сказать, отчего, к примеру, Якопо да Форли (66) и Гораций Флакк терпеть не могли чеснока, но может сказать лишь, что это происходило от неизвестной причины.

То же можно сказать и о третьем способе, поскольку не поддается силлогизированию вопрос о том, что это за человек, обладающий таким образом устроенными способностями воображения, что он может одной силой воображения исцелять от рожистого воспаления. Но в целом можно все же сказать, что это происходит благодаря страстному воображению, отчего Гален в VI книге “О свойствах простейших лекарственных средств” (67) с полным основанием высмеял Карнахира и Бомахия и предпочел им Диоскорида, который преподавал медицину, не прибегая к волшебству и к суеверным заклинаниям, как они, но исходя из ее собственных свойств, согласно которым она есть искусство и паука; их же действия, как уже сказано, не подходят под понятие искусства. Вот что следует ответить на шестое возражение.

На седьмое возражение следует сказать, что нужно отвергнуть приведенный там довод, а именно что Закон Христа и Моисея рушится из-за приведенных объяснений, Лишь кое-что из происходившего в истории как Моисеева, так и Христова Закона, да и то при поверхностном рассмотрении, может быть сведено к естественным причинам. Напротив, многие факты никак не могут быть к ним сведены. Например, воскрешение Лазаря, умершего за четыре дня до того и уже смердящего, исцеление слепорожденного, насыщение нескольких тысяч людей пятью хлебами и двумя рыбами, исцеление хромого от рождения Петром и Иоанном, иссечение ключа одним словом и множество иных, из коих ни одно [чудо] не может быть сведено к естественной причине ни непосредственно произведено какой-либо тварью. Далее следует заметить на основании суждения св. Фомы в 5-м параграфе “Вопроса о чудесах” (68): нет ничего невозможного в том, чтобы из двух явлений одного вида одно возникло чудесным образом, другое же — от естественных причин. Как сам он сообщает, согласно толкованию Августина на Книгу Бытия, змеи, созданные волхвами фараона, были созданы на основании естественных причин, при содействии демонов; созданные же Моисеем — молитвой Моисея и божественной силой, хотя сами по себе эти змеи были во всем подобны друг другу.

Однако, если обнаруживаются какие-либо факты в обоих Законах, которые могут быть сведены к естественным причинам, а Законы утверждают, что это произошло чудесным образом, следует твердо придерживаться мнения, что это истинные чудеса. А что одни такие события являются чудесами, а другие такого же рода чудесами не являются — на это достаточно авторитета католической Церкви, направляемой Святым Духом и Словом Божиим, согласно словам Спасителя: “Я с вами во все дни до скончания века” (69).

И не следует прислушиваться к Плинию Старшему в I книге “Естественной истории”, глава 1, который утверждает, что Моисей был волшебником и злым чародеем (70), и еще менее заслуживает внимания Светоний Транквилл, который в 17-й главе “Жизнеописаний Цезарей”, в Жизнеописании Нерона, пишет: “Были подвергнуты казням Христиане, приверженцы нового и зловредного суеверия” (71).

На вопрос же: можно ли из приведенных там случаев обнаружить то, что происходило естественным путем — я отвечу: многое — да, а многое — нет. И тщательный исследователь может сам легко это отличить. Если же кто в этом сомнении пойдет дальше, то обнаружит, что исцеление по человеческим обетам происходит не чудесным образом, а благодаря страстному воображению и почтению больного к врачу либо по иной такого рода причине и даже согласно иному из приведенных объяснений. Подобным же образом следует заметить, что такое случается хотя и весьма часто, но не всегда: например, при болезнях, которые сами по себе неизлечимы, либо благодаря какому-либо способу, для которого не может быть естественных причин, даже если болезнь вообще излечима, каковыми были случаи, приведенные св. Августином, о чем он сообщает во многих главах книги XXII “О граде Божием” (72).

Короче говоря, следует твердо верить, что является чудом все то, что признала чудом Церковь, а что не признала, то и не считать чудом, ибо католическая Божья Церковь выносит свои определения по Слову Божьему и под водительством Св. Духа.

На восьмое возражение отвечаем подобно тому, как и на седьмое, а именно что хотя такие изображения могут быть запечатлены в сердцах благодаря страстному воображению, равно как и стигматы на теле, как это можно прочесть о св. Франциске, однако если Божья Церковь определила, что это произошло чудесным образом, то этого и следует твердо придерживаться согласно вышеприведенной причине. Естественным же образом это происходит потому, что плод во чреве получает такого рода знаки, и это не удивительно, так как его материя, будучи весьма нежной, легко поддается воздействию. А в указанных случаях речь идет о материи неподатливой и противящейся воздействию, так что первое объяснение лучше и более благочестивое.

На девятое возражение отвечаем: что касается заклинаний, стихов и т. п., то хотя голоса непосредственно и сами по себе воздействуют только на слух, однако же акцидентально и вторично они могут производить удивительные последствия, и в особенности воздействовать на человеческий ум, изменяя его.

Ведь Плутарх в Жизнеописании Демосфена (73) говорит, что могущество речи очевидно из того, как она влияет на дела и нравы, и там же показывает, какой силой обладает произнесенная речь. В Жизнеописании же Цицерона (74) он показывает, как во время защиты Квинта Лигария перед Цезарем, как рассказывают, Цезарь так вышел из себя и так обезумел, что “задрожал всем телом и выронил записки, которые держал в руках”. И [то же было] в защитительных речах, которые тот же Цицерон произносил в защиту Люция Флакка и в защиту Мурены, которого Катон обвинял в подкупе. И о бесчисленных других [подобных] случаях как с врачами, так и с ораторами рассказывают Плутарх и другие авторы.

Не в меньшей мере возбуждаемы голосами и животные. Ведь обманутые свистом ловчего птицы попадают в -силки; а когда высиживают птенцов, яйца лучше согреваются и дают лучший приплод от пения. Псиллы и Марсы [таким образом] укрощали змей, и случаются многие другие [подобные] явления.

Что же сказать о музыкантах и кифаредах? Своими песнями и игрой они приводят людей то в состояние гнева, то склоняют их к милосердию, то побуждают их взяться за оружие, а то — плясать и совершать иные действия даже помимо их воли, как идет слава об Орфее и Тимофее и многих других.

Стало быть, не помимо природы и разума умы людей подвергаются переменам и повинуются звукам, и очевидно, что, когда изменяются умы, изменениям подвержены и тела. Ибо они порождают радость и печаль, гнев и кротость, и то же происходит с прочими человеческими страстями, от которых могут зависеть здоровье и болезни, жизнь и смерть.

Однако же, хотя звуки, согласно данному объяснению, могут производить столь удивительные следствия, мы не считаем, что они в этом случае действуют сами по себе, поскольку установлено, что эти чародеи не обладают столь тонким разумом; напротив, часто их слова смехотворны и лишены какого бы то ни было смысла и не столь благозвучны, чтобы доставить наслаждение или причинить грусть. Но я считаю, что здесь играет роль страстная вера, придаваемая этим словам как самим чародеем, так и теми, кто им околдован. А от этой веры возникают обильные и мощные испарения от ума самого чародея и наиболее благоприятное предрасположение околдованных. Хотя многие из этих чародеев произносят заклинания и чертят знаки, чтобы внушить большую веру и легче обмануть людей.

То же следует сказать и о письменах и изображениях: хотя фигура не есть активное качество, однако она сильно побуждает к действию, и разные фигуры разнообразно влияют на действия людей. Нежный цвет в безобразной и некрасивой фигуре наводит грусть. И врачи считают, что может иметь место погрешность в фигуре при отсутствии погрешности в сложении, и наоборот. И разные животные и растения избирают различные фигуры, настолько, что многие считают фигуру акцидентальной, отчего и случается, что фигуры побуждают к действию. Мы же считаем, что письмена и изображения воздействуют так же, как и звуки, то есть употребляются ради обмана и внушения большей веры.

Каково воздействие искусственных фигур и письмен, к примеру, более ли действенно для восприятия кольцо с изображением Юпитера или Меркурия, чем кольцо с иным изображением, об этом мы скажем позднее, когда завершим это рассуждение; но все это следует понимать в согласии с природой, а не как результат соучастия демонов, поскольку в демонической магии подобные предметы используются либо сами по себе, либо акцидентально, до чего нам тут нет дела.

Но так как, согласно Пифагору, все вещи обретают совершенство в десятичном числе, ибо, по его учению, существует десять небесных сфер, не лишено будет смысла к девяти изложенным возражениям добавить десятое, место которому — в этой главе.

Если один человек может заразиться и получить болезнь от другого человека через испарение, то, согласно принятому объяснению, всякий может воспринять и здоровье. Правда, это как будто явно противоречит Аристотелю, ибо в IV части “Проблем” (75), в проблеме 4, Аристотель задает такой вопрос: почему некоторые заболевают от близости к больным, а от близости к здоровым никто не может выздороветь?

Так как высказанное нами противоречит Аристотелю, то и предлагаемый нами способ объяснения не представляется согласным с Аристотелем, а именно через испарения и т. д. Аристотель, выдвинув этот вопрос, решает его таким образом: либо болезнь есть

движение, здоровье же — покой, следовательно, болезнь может передаваться, здоровье же — нет. И одно происходит непроизвольно, другое же — согласно воле, действия же непроизвольные весьма отличаются от тех, что зависят от воли. И в XXIX разделе “Проблем” (76), в проблеме 5-й, он говорит так: по какой причине тот, кто общается со здоровым человеком, не может стать здоровым, и тот, кто общается с более сильным и красивым, ни в чем из этого не преуспевает, а тот, кто сблизится со справедливым и благоразумным и добрым человеком, станет лучше, перенимая эти существенные блага? И потом, разрешая этот вопрос, он говорит: Или мы не можем душевным воздействием изменить телесные качества, а душевные можем? Ведь благо обретается от силы души, а здоровье — от силы тела. И стало быть, человек привыкает, по примеру лучшего мужа, должным образом радоваться и печалиться, а тот, кто общается со здоровым, не может обрести привычку к здоровью. Ибо не всякий человек так устроен, чтобы радоваться тому, чему должно радоваться, и печалиться тому, что должно печалить, и из этого не может возникнуть здоровье. Так говорит Аристотель.

Из этого видно, что многое сказанное выше противоречит этому суждению Аристотеля. А именно, во-первых, здоровый человек не может своим здоровьем исцелять другого. Во-вторых, от здорового человека не исходят такие испарения, как от больного. В-третьих, радость и печаль не могут принести здоровье или болезнь. И всему этому противоположно сказанное нами выше. Более того, сам Аристотель, по-видимому, противоречит здесь самому себе и выступает против мнения всех врачей.

Я утверждаю, что он противоречит сам себе, что очевидно из приведенного выше, и прежде всего сказанному им в IX книге “Историй животных” об аффектах души (77).

Впрочем, поскольку, согласно общему суждению всех врачей, свойства души в величайшей мере соотносимы со здоровьем и болезнью, что явствует из III части “Малого искусства” Галена (78). И больному очень даже полезно общаться со здоровым, отчего рекомендуют обнимать здорового ребенка во время болезни. И Примиритель говорит то же самое в изложении приведенной проблемы из VII части на основании поговорки, что прокаженные очень любят общаться со здоровыми (79).

Представляется также, что сказанное у Аристотеля противоречит разуму и опыту. Разуму, потому что человек, здоровый он или больной, постоянно выдыхает и испаряет пары, которые у больного являются вредными, а у здорового — добрыми и полезными. В неменьшей мере это противоречит и опыту. Ибо мы ощущаем, что у одних дыхание благоуханно, как у здоровых детей, и оно укрепляет нас не менее чем сладкие запахи; историки сообщают, что от всего тела Александра Великого исходили такие пары, как уже прежде было сказано на основании сообщения Плутарха. И в “Историях животных” можно прочитать, что многие животные наслаждаются обонянием запахов и испарений других животных.

Поэтому это рассуждение представляется здесь затруднительным и привносящим немалые трудности. И может быть, по этой или по иной подобной причине многие говорили, что это не есть сочинение Аристотеля, но, может быть,— Феофраста, или Эвдема, или кого-либо другого.

Либо следует толковать это так: когда Аристотель приводит причину этого различия, отчего передается болезнь, а не здоровье, смысл этого не в том, что от здоровья никоим образом не исходит движение, но что это движение — меньшее, нежели то, что исходит от болезни.

И Гален в I книге “О пораженных местах” (80) говорит, что болезнь есть природное движение, здоровье же — равновесие членов подобных или близких. Отчего движение более присуще болезни, как роду или положению, покой же более подобает здоровью. Отчего и происходит, что болезнь скорее порождает [другую] болезнь, чем здоровье порождает здоровье, что и было признано нами выше, хотя и не всякая болезнь порождает болезнь, если она не заразна, как сказано в I книге “Проблем”, в проблеме 7 (81). Либо можно сказать, что хотя от здорового человека исходит постоянное испарение, однако оно не такое и не столь сильное, чтобы здоровье могло передаваться, разве что испарение окажется очень сильным. Так и не всякое испарение, исходящее от больного, достаточно, чтобы передать болезнь, разве что окажется уж очень сильным. Когда же мощное испарение исходит от здорового тела, в большинстве случаев такие тела находятся под властью сильных страстей, то есть обладают очень сильным воображением и волей. Но это, по суждению Платона, суть болезни души, так что такие люди, собственно, не являются здоровыми. А что в заключение говорилось, что и печаль не наводит ни болезни, ни здоровья, это следует понимать соответственно их ослабленному бытию, что отвергается применительно к вещам опосредованным или никак не касающимся нас; согласно же их усиленному бытию — применительно к вещам, нас касающимся, они в величайшей мере воздействуют. Все это должно быть рассмотрено и тщательно исследовано.

назад
вперед

Пьетро Помпонацци. Трактаты “О бессмертии души”, “О причинах естественных явлений” — М.: Главная редакция АОН пои ЦК КПСС, 1990.

Возврат: [начальная страница] [список авторов] [страница автора]