Леон Баттиста Альберти

РОК И ФОРТУНА

Философ. Я согласен с тобою в том, что души людей именно во сне абсолютно свободны и не связаны телом. Но мне страстно хочется узнать от тебя то прекраснейшее учение о Роке и Фортуне, которое, как ты говорил, ты сам познал во сне. Пока мы оба свободны, будь добр, поведай мне его, и я поздравлю тебя с тем, что ты о столь важном предмете во сне познал больше, чем мы все бодрствуя.

Философ. Если тебе, дорогой мой друг, так хочется, пусть будет по-твоему; услышишь вещь достопамятную. Я начинаю. Погруженный в чтение сочинений древних о Роке, я не спал до поздней ночи. Хотя многое из сказанного этими авторами мне было по душе, однако кое-что мне казалось не вполне нас удовлетворяющим и постоянно хотелось чего-то большего. Между тем я очень устал от занятий, и меня стало сильно клонить ко сну; и вот понемногу я засыпаю и вижу во сне, как я стою на вершине некоей горы, среди бесчисленных человеческих теней. Отсюда была прекрасно видна вся местность. Сама гора была со всех сторон совершенно неприступна из-за крутизны скал и обрывов, и только в одном месте к вершине вела узкая тропинка! Гору замкнутым кругом обтекала невероятно быстрая и бурная река, а в реку по этой узкой тропинке беспрерывно спускались бесчисленные легионы теней. Я стоял неподвижно, пораженный видом этой местности и бесконечной толпой теней, и был до такой степени захвачен этим зрелищем, что не обратил внимания на все остальное, что было вокруг реки. Мне даже не пришло в голову подумать, откуда приходят эти толпы теней на крутую гору; у меня все время была только одна единственная забота: как можно внимательнее рассмотреть все те чудеса, которые творятся в реке. А было это достойно величайшего удивления. Как только какая-нибудь из теней входила в реку, она сразу же принимала облик младенца, и чем дальше уносила их река, тем больше менялся их облик и возраст. Поэтому я спросил: “Тени! если вам ведома человечность или вы хоть немного благосклонны к людям, то, поскольку человеку свойственно стремиться ко все большему знанию, молю, скажите, как называется эта река?” Тогда тени отвечают так: “Ты ошибаешься, человек, полагая, что мы тени; ведь мы кажемся тебе ими, потому что ты смотришь на нас телесными очами. Мы — небесные искры, как, впрочем, и ты сам, и нам тоже, предстоит стать людьми”.

Тогда я говорю: “О я, счастливец! Неужели я удостоюсь от всевышних богов такого счастья, что смогу узнать вас, ибо я понимаю, что только богам выпало на долю знать, от кого вы происходите и где рождены”.

Тогда тени отвечают: “Не смей, о человек, не смей пытаться проникнуть в тайны богов глубже, чем это дозволено смертным. Ты должен был бы знать, что всевышние позволили тебе и остальным душам, заключенным в телесную оболочку, лишь не находиться в полном неведении относительно того, что вы видите вашими очами; поэтому, чтобы было удовлетворено твое любопытство в каких-то вещах, а лучше, если возможно, — во всем, узнай: имя этой реки—Биос”.

Еще сильнее пораженный этими словами, я оцепенел; потом, собравшись с силами, говорю: “Молю вас, небесные боги, скажите это имя по-латыни, чтобы я лучше понял, потому что хотя я с радостью признаю за греками любые достоинства, какие они только пожелают, однако я не вижу ничего дурного в том, чтобы любить прежде всего свой язык”.

Тогда тени говорят: “По-латыни эта река называется Жизнь и Человеческое существование; берег ее называется Смерть, и ты видишь, что к этому берегу прибывает каждый и тотчас снова превращается в тень”.

“О чудо!—отвечаю я,—но почему же я вижу, что одни (не знаю, кто они), опираясь на надутые мехи, высоко поднимаются над водой, а другие, наоборот, влекомые со страшной силой рекою, захлебываются в волнах, бьются о камни и едва могут глотнуть немного воздуха. Почему же, великие боги, такая несправедливость?”

Тогда тени говорят: “Вот те самые, которых ты, по-видимому, полагаешь в наибольшей безопасности благодаря этим мехам, как раз и подвергаются самой большой опасности, потому что дно всей этой реки покрыто множеством острейших камней. Видишь, как эти самые мехи, столь высокомерно и горделиво надутые, гонимые волнами, ударяются о скалы и лопаются. А поэтому несчастны те, кто доверился этим мехам. Видишь, как тут и там, по всему течению реки, они, потеряв эту поддержку, разбиваются о подводные скалы? Несчастные, сколь ужасен их жребий! Ведь не выброси они разорванные мехи, они бы мешали им еще больше, а когда они их отбрасывают, волны несут их с такою силою, что они уже никогда не показываются на поверхности реки чуть ли не на всем ее протяжении. Поэтому лучше приходится тем, кто с самого начала, опираясь на собственные силы, вплавь преодолевает этот свой жизненный путь; прекрасно чувствуют себя те, кто, умея хорошо плавать, то могут спокойно отдохнуть немного, следуя за кораблем или держась за доски, плывущие по реке, то, напрягши все силы, стремятся избегнуть подводных камней и со славою добраться до берега. И, чтобы уж ничто не осталось тебе неведомым, знай, что эти люди более всего приятны всем нам, да и великим богам, и мы, подчиняясь природе, жаждем как можно лучше (насколько это в наших силах) послужить их благу и славе. Вы, смертные, уважая таких людей, называете их энергичными, достойными, старательными, предусмотрительными, деятельными, честными. О тех же, которым нравятся плавательные пузыри, у нас думают иначе, и мы не считаем нужным восхищаться их богатством и знатностью, наоборот, мы считаем заслуживающим величайшего презрения все то, из чего сделаны их пузыри: коварство, грабежи, нечестие, подлость и тому подобные пороки”.

Тогда я говорю: “Вот и я тоже, бесконечно радуюсь, видя, как одни подплывают к кораблям, другие сидят на корме, третьи чинят корабли, потому что те, кто приносит пользу другим, кто протягивает страдающим руку помощи, кто поддерживает честных, бесконечно достойны как людской славы и благодарности, так и милости божьей”.

Тогда тени говорят: “Человек! Ты мыслишь правильно, и мы хотим, чтобы ты узнал еще одно: все те, что плывут на кораблях, пока остаются они скромными в своих желаниях, справедливыми в поступках, мудрыми, честными в помыслах, стремящимися лишь к великому, до тех пор пользуются благосклонностью всех богов; ибо ни один из тех, кто находится в этой реке, не любезен бессмертным богам более тех, кто блюдет на кораблях честность, простоту и добродетель, и главнейшая забота богов состоит в том, чтобы благоприятствовать капитанам кораблей, выдающимся своими нравами и добродетелями. И это, помимо многих других причин, прежде всего потому, что они охраняют отдых и покой людей. Ведь корабли, которые ты видишь, у смертных называются державами, и хотя они немало помогают успешно преодолеть путь по реке, но совершенно не способны прочно и надежно защитить от страшных подводных камней на дне этой реки. Когда вода мощным потоком обрушивается на корабли, оказывается, что чем они больше, тем большей опасности подвергаются, и гонимые волнами, наталкиваясь на подводные камни, они чаще всего переворачиваются, и даже опытные и умелые моряки с трудом могут проплыть среди обломков и множества людей, терпящих бедствие. Маленькие же корабли быстро тонут, когда за них хватаются те, кто плывет за ними. Может быть, они все же счастливее, потому что способны значительно легче, чем эти большие корабли, проплывать между скалами. Но больше всего помогают кораблям избежать крушения те, что, заняв свое место на корабле, всеми силами стараются помочь в несчастье, без устали, честно и самоотверженно выполняют свой долг, готовые ради общего блага добровольно пойти навстречу трудностям и опасностям. Но знай, что из всего рода человеческого никто не находится в большей безопасности среди волн, чем те (а их очень мало), что всей грудью, как ты видишь, навалившись на доски, без всякого страха плавают по всей реке, свободно глядя во все стороны; доски эти называются у смертных полезными искусствами”.

Так сказали тени. Тогда я говорю: “Как же так? Разве не лучше, взяв себе в спутники добродетель, расположившись, как должно, на корабле, идти навстречу всем опасностям, вместо того чтобы проплыть по этой жизни, держась за единственную щепку?”

Тогда тени говорят: “Всякий великий духом скорее станет стремиться хотя бы к самому маленькому кораблю, чем к какой-то крохотной дощечке; но спокойный и свободный ум с полным правом всеми силами будет бежать этих неимоверных тягот, этих огромных и непрерывных забот, которые связаны с кораблями. Не забудь и о том, что довольствующимся частными делами в высшей степени тягостны глупость толпы и всяческие треволнения, и к тому же, конечно, очень тяжело и трудно сохранять справедливость, порядок, приличие, покой и сладостный досуг, оставаясь среди ленивой черни. А если всего этого не будет, то трудно сказать, не погибнут ли тогда и правители, и моряки, и, наконец, весь корабль. Поэтому от тех, кто стоит у кормила, прежде всего требуется внимательнейшая забота о том, чтобы по собственной ли, своих ли людей нерадивости или невнимательности не натолкнуться вдруг на подводные камни или на берег, чтобы сам корабль не оказался бы отягощенным ненужным грузом; и долг опытного кормчего требует для облегчения веса корабля, если к тому будет необходимость, высаживать на берег не только экипаж, но и самому покинуть корабль. Большинство считает это жестоким, и, поскольку эти заботы совершенно не отвечают спокойному и мирному образу жизни, они полностью отвергаются людьми скромными и простыми. Кроме того, необходимо также тщательнейшим образом позаботиться о том, чтобы та бесчисленная толпа, которая следует за кормой, не ввергла в опасность корабль или не перевернула его; а эти наглецы причиняют кораблю беспокойства не меньше, чем страшные подводные камни. Они бесцеремонно хватают руль, забираются на скамьи гребцов, путают порядок весел, и, если этих наглецов и бандитов не прогнать силой, а взять на борт, они будут представлять немалую угрозу и опасность для корабля, ибо эти лодыри, никчемные и дерзкие, пальцем не пошевелят " в опасности, в спокойное время бездельничают, в работе ленивы и строптивы; одним словом—корабль, который примет их на борт, погибнет от этого опасного груза”.

Когда тени сказали все это, я погрузился в молчание, дивясь про себя и тому, что услышал, и тому, что видел собственными глазами. А потом, глядя на реку, я спросил: “О, боги! Кто это такие, мучительно барахтающиеся в волнах, держащиеся за солому, едва высовывая голову из воды; пожалуйста, расскажите мне о том, что я вижу”.

Тогда тени говорят: “Это самый скверный род смертных — они называются у вас подозрительными, хитрецами, завистниками; они коварны и испорчены, не желая плавать, они получают удовольствие от того, что своей соломой мешают плавать всем прочим. Очень похожи на них другие, которых ты там видишь:

одной рукой они время от времени воровски и коварно выхватывают у других плавательный пузырь или доску, другая же их рука находится под водой и вязнет в тине и водорослях, а на реке не бывает ничего более опасного. Дело в том, что, если однажды рука завязнет в тине, эти люди остаются там навечно, мешая другим; вы называете таких людей жадными и алчными. А те, кого ты видишь рядом с ними возлежащими на стеклянных пузырях,—это бессовестные и наглые льстецы. Наконец, те, чьи пятки можешь ты видеть, подобно бесполезным бревнам болтающиеся на волнах, сами показывают, кто они. А вот те, о которых философы говорят, что они отличаются лишь своими речами и мыслями, а не нравами и образом жизни. Они сластолюбивы, прожорливы, погрязли в наслаждениях, развращены бездельем. Ну, а теперь ты должен воздать величайшую хвалу и почести вон тем, кого ты видишь там, в стороне от остальной толпы”.

Тогда я, оглядываясь по сторонам, говорю: “Я не вижу никого, кто бы стоял в стороне от этой толпы”.

“Как же так, — говорят тени, — а разве не видишь ты вон тех, с крыльями, в крылатых сандалиях, легко и свободно скользящих над волнами?”

“По-моему, я не вижу ни одного, если не ошибаюсь, — отвечаю я.—Но почему должен я почитать их? Чем они это заслужили?”

Тогда тени говорят: “А как ты думаешь, разве не заслужили уважения те, которых человечество за их бесхитростную и поистине беспорочную жизнь причислило к богам? Ибо крылья, которыми наделены они, есть истина и простота, а крылатые сандалии — презрение к вещам бренным. Так это нужно истолковывать. Поэтому за эти божественные достоинства, а также за то, что они первыми соорудили в великую помощь пловцам эти доски, которые ты видишь на реке, и на каждой из них запечатлели название какого-нибудь искусства, они заслуженно считаются богами. Другие же, очень похожие на них, но не всем телом поднимающиеся над водой, и с крыльями и сандалиями лишь наполовину целыми, — это полубоги, почти так же, как и боги, достойные почестей и поклонения. Они заслужили это тем, что увеличили эти доски, прибавив к ним куски других, а также тем, что для них самым прекрасным делом является собирать среди утесов и на дальних берегах эти доски, строить новые по их подобию, отдавать все силы на помощь остальным пловцам. Воздай же поэтому, человек, почести им и возблагодари их по праву за то, что этими досками они оказали самую большую помощь тем, кому предстоит проделать весь этот тягостный путь жизни”.

И вот так, во сне, мне показалось, что я увидел и услышал' все, о чем рассказал, и мне удивительно захотелось любым путем оказаться среди этих крылатых богов. Но вдруг мне привиделось, что я упал с вершины в реку и что нигде не было ни досок, ни пузырей, ни вообще какого-нибудь приспособления для плавания. Я сразу просыпаюсь и, вспоминая всю эту увиденную во сне историю, воздаю благодарность сну за то, что я смог увидеть столь прекрасное изображение Рока и Фортуны, если только. я правильно истолковал все это. Я понял, что Рок есть не что иное, как движение человеческой жизни, идущей своим чередом. Что же касается Фортуны, то я заметил, что она благосклоннее к тем, кто попал в реку, когда рядом были или цельные доски, или, быть может, даже какой-нибудь корабль. Наоборот, как я понял, Фортуна сурова к нам, бросившимся в реку, когда приходится в непрерывных усилиях вплавь преодолевать волны. Более же всего в делах человеческих значат мудрость и трудолюбие. Будем же об этом помнить.

Опубликовано в кн.: Сочинения итальянских гуманистов эпохи Возрождения (XV век). Под ред. Л.М. Брагиной. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1985. С. 156-161.