Леон Баттиста Альберти

ДОБРОДЕТЕЛЬ

Меркурий. Богиня Добродетель только что своей запиской попросила меня войти сюда. Подойду и спрошу, что ей от меня нужно, и тотчас же вернусь к Юпитеру.

Добродетель. Здравствуй, Меркурий! Спасибо тебе за то, что ты по своей доброте и благочестию не дал мне остаться в полном презрении среди всего сонма богов.

Меркурии. Я жду, что ты скажешь. Только, пожалуйста, покороче, потому что Юпитер повелел мне как можно скорее вернуться к нему.

Добродетель. Так неужто нам нельзя будет теперь изложить тебе наши горести? Кто же теперь отомстит за наши обиды, если нам отказывает в сочувствии не только сам великий Юпитер, но н ты, которого я всегда любила, как любезнейшего брата. Увы мне, несчастной, к кому же обратиться мне, у кого просить помощи? Раз уж так мною пренебрегают, я предпочитаю быть скорее каким-нибудь чурбаном, чем богиней!

Меркурий. Говори же, наконец, пока я тебя слушаю.

Добродетель. Слушай же! Ты видишь, какая я оборванная и страшная? А ведь все это из-за бессовестной и нечестивой богини Фортуны! Я восседала на Елисейских полях в своем уборе, как положено, среди своих старинных друзей: здесь были Платон, Сократ, Демосфен, Цицерон, Архимед, Поликлет, Пракситель и другие, столь же ученые и умудренные мужи, при жизни чтившие меня с величайшими благоговением и трепетом. К нам подходили многие, чтобы приветствовать нас, как вдруг направляется к нам богиня Фортуна, наглая, дерзкая, пьяная, разнузданная, окруженная огромной толпой воинов, и в ярости кричит нам: “Ты что же, плебейка, не встаешь с места, когда приближаются к тебе высшие боги?!” Обида, столь незаслуженно нанесенная нам, огорчила меня, и, немного рассердившись, я говорю: “Великая богиня! Этими словами тебе не превратить меня в плебейку, и, хотя следует уступать старшим, я считаю недостойным уступать тебе”. А та принялась тотчас же осыпать меня бранью. Я не стану повторять здесь, как она поносила меня, как оскорбляла! Тут философ Платон, чтобы возразить ей, принялся рассуждать об обязанностях богов. Фортуна, побелев от ярости, закричала: “Прочь отсюда, болтун; рабам не подобает рассуждать о богах!” Оратор Цицерон тоже несколько раз попытался урезонить ее, но тут из вооруженной толпы выскочил ражий Марк Антоний², красуясь своими гладиаторскими мускулами, и залепил в физиономию Цицерона здоровеннейшую оплеуху. При виде этого все остальные мои друзья в ужасе поспешили обратиться в бегство: ведь ни Поликлет³—своей кистью, ни Фидий⁴—резцом, ни Архимед—своей трубой, ни остальные, вовсе безоружные, не в силах были противостоять этой обнаглевшей толпе вооруженных людей, поднаторевших в грабежах, убийствах и войнах. А я, несчастная, покинутая и бывшими там богами, и всеми людьми, была вся избита кулаками и ногами, одежды мои разорваны, те же, бросив меня, повергнутую, в грязь, торжествуя, удалились. И вот так безжалостно избитая, собравшись с силами, поднялась сюда, чтобы поведать об этом великому и всеблагому Юпитеру. Уже прошел целый месяц, как я жду, чтобы меня приняли; я умоляю об этом всех входящих и выходящих богов и все время слышу какие-то новые объяснения: то мне говорят, что боги заняты заботами о том, чтобы вовремя зацвели тыквы, то они озабочены тем, как покрасивее раскрасить крылышки у бабочек. Да что же это такое в конце концов! У них, должно быть, всегда будут какие-нибудь дела, чтобы не допускать нас к себе и не обращать на нас внимания! Уж тыквы прекрасно расцвели, и бабочки порхают во всей своей красе, и крестьянин позаботился уже о том, чтобы тыквы не погибли от засухи, а мы так и остаемся: не нужные ни богам, ни людям, никем не любимые. А поэтому я снова и снова прошу и заклинаю тебя, Меркурий (ведь ты всегда был людским заступником перед богами), припадаю к стопам твоим и коленопреклоненно молю: возьми на себя защиту моего наисправедливейшего и наиблагочестивейшего дела, на тебя уповаю и возлагаю все свои надежды и чаяния. Не дай стать мне, пожалуйста, предметом насмешек и для смертных, если уж все вы, боги, мною пренебрегаете; ведь это будет позором и для всего сословия богов, если эти жалкие людишки начнут презирать меня, богиню, хотя и самую низшую.

Меркурий. Я понял. Все это очень печально. Но ради нашей старой дружбы я скажу тебе одно: слишком уж трудное и •тяжелое дело затеяла ты против Фортуны: ведь сам Юпитер, не говоря уж об остальных богах, считает себя бесконечно обязанным Фортуне за те благодеяния, которые она оказала ему; а кроме того, он страшно боится ее силы и могущества. Ведь именно Фортуна открыла богам путь к небесам, она же, если захочет, со своей вооруженной шайкой сбросит оттуда тех же самых богов. А поэтому, если хочешь быть разумной, живи незаметно среди простых богов, пока не утихнет ненависть Фортуны к тебе.

Добродетель. Значит, мне придется скрываться веки вечные. Ну что ж, я удаляюсь, униженная и нищая.