Пьетро Помпонацци

О ПРИЧИНАХ ЕСТЕСТВЕННЫХ ЯВЛЕНИЙ ИЛИ О ЧАРОДЕЙСТВЕ

Глава III,
в которой выдвигаются некоторые предположения согласно учению перипатетиков

Но поскольку ты спрашиваешь меня не об определениях Законов и не о мнении Авиценны, а о том, что я считаю наиболее вероятно отвечающим суждению Аристотеля, то, стремясь угодить тебе в этом, прежде чем перейти к формальному обоснованию или разрешению сомнений, я хочу в первую очередь выдвинуть предположения, согласно учению перипатетиков, из чего затем могут быть с достаточной ясностью выведены и разрешающие сомнения ответы на каждое из возражений.

Итак, во-первых, мы предполагаем, что тела, растения, минералы, экстракты из различных животных, и вообще все, что способствует врачебному искусству и даже почти всем человеческим действиям, воздействует на человеческое тело либо непосредственно через очевидные их качества, явственно производя изменения в подвергаемых воздействию телах, либо опосредованно, превращаясь в испарения, которые затем производят изменения в телах, либо подвергая их порой скрытым и невидимым изменениям. Пример первого способа воздействия — когда огонь согревает, вода охлаждает, и подобным же образом действуют многие составы из элементов, будь то простые лекарственные средства или сложные, составленные в соответствии с предписаниями врачей. Пример второго — то, как зеленица излечивает от холеры, только будучи приведенной в активное состояние посредством согревания и превращения в пар. Пример третьего — как магнит притягивает железо — ни одним из указанных способов, но нечувствительным свойством, которое нам не известно, как о том свидетельствует повседневный опыт. Подобные явления неисчислимы; это положение не требует доказательства, будучи общепринятым.

Во-вторых, мы предполагаем, что существует не один вид, но почти бесконечное число видов таких предметов, которые действуют третьим способом. Ведь магнит притягивает железо, адамант противится его воздействию, сапфир уклоняется От угля, а глаза исцеляет, и существует почти неисчислимое множество скрытых сил, о которых сказано много удивительного во второй части трактата Альберта “О минералах”, в главах 1, 11,17 и в иных местах (9). И многое иное перечисляет Марсилио Фичино в 1-й главе IV книги “Платоновского богословия” (10). Кто же пожелает изучить это подробнее, пусть читает Плиния и ученых, писавших о практической медицине.

В-третьих, мы предполагаем, что иногда некоторые люди, обладающие знанием этих, таким вот образом действующих предметов, добиваются некоторых явлений, относительно которых люди невежественные, не умеющие восходить к познанию истинных причин явлений (поскольку причины такого рода действуют незаметно), верят, что это осуществляется либо Богом через ангелов, либо демонами, а о людях, производящих подобные действия, думают, что они имеют сношения с ангелами или демонами и что они постоянно общаются с ними, а те наставляют таких людей во многих вещах и многое им предрекают. Так, если бы мы увидели, как рыба-прилипала полуфутовой длины удерживает корабль длиной в 200 и более футов со всем его снаряжением, разве не решили бы мы, что это осуществляется силою демонов или божественной мощью? Если бы кто увидел, что эта рыба удерживает корабль, толкаемый ветром и веслами, разве не стал бы утверждать, что это никак не может происходить естественным путем? Кто, дотронувшись пальцем до копья, к которому прикоснулся электрический скат, и впав от этого в оцепенение, сочтет, что это случилось из-за природы этой рыбы? Однако все это поистине так и подтверждается опытом, как сообщает Альберт в XXIV книге “О животных” (11) на основании свидетельств Плиния и иных серьезнейших авторов.

Бывают травы и камни, вызывающие дождь и град, и другие, их отвращающие, о чем свидетельствуют те же серьезнейшие писатели.

Поэтому невежественная и непосвященная чернь и темные люди относят к Богу и к демонам все то, чему они не ведают очевидных и явных причин; и это наблюдается не только по отношению к таким явлениям, но и к деяниям благоразумия и мудрости и к самим искусствам. Ведь ученейший и благочестивейший муж Боэций (как он рассказывает о себе самом в I книге “Об утешении” (12)) из-за удивительной его учености не избежал подобной дурной славы: считали же, что он имеет сношения с нечистой силой. И когда Гален, этот князь врачей, благодаря великому знанию медицины мог сказать, что случилось с больным прежде, и предсказать, что с ним будет, тоже считали, что он делает это благодаря демоническому искусству (о чем он сам рассказывает), и такое случалось с почти неисчислимым множеством других людей.

В-четвертых, мы предполагаем, что, как в травах, минералах и животных обнаруживаются такие многоразличные свойства, так не противно истине обнаружить подобные свойства и во всем роде человеческом, так что одни люди по природе своей причастны одному растению, другие — другому и т. п.

В правильности этого предположения мы убеждаемся следующим образом. Ведь человек, по всеобщему согласию, занимает срединное положение между вечными субстанциями и субстанциями возникающими и тленными. И это положение он занимает не благодаря исключению его из этих субстанций, а благодаря его причастности к ним. Поэтому он может быть причастен ко всем крайностям. Таким образом, один человек уподобляется одной из крайностей, а другой — другой. Это очевидно подтверждается и опытом. Ибо, согласно II книге “Этики” и VII книге этого же сочинения (13), хотя добродетели и пороки не находятся в нас от природы в совершенном виде, в нас содержатся их зародыши. Отчего одни люди по природе склонны к одной добродетели или к одному пороку, другие же — к противоположным или к иным.

Поэтому предписал Платон (и одобрил Аристотель), чтобы дети обучались тем искусствам и наукам, к которым они склонны, иначе они нисколько в них не преуспеют либо достигнут весьма немногого.

Так что мы видим, что одни люди подобны богам, другие скотам, а иные — как бы неодушевленным предметам.

Вот почему Аристотель во II книге “Этики” (14) приписывает героическую доблесть людям, которые в большей мере причастны к божественному, а скотство — людям, которые весьма близки скотам. Этому же учит и повседневный опыт: одних людей называют йовиальными, других — сатурническими, третьих — меркуриальными и т. п. соответственно тому, что они в своих свойствах сходны [с этими богами]. Одни люди подобны львам, другие — лисам, третьи — волкам. Поэтому Альберт в I книге “О животных” (15) на основании суждений признаннейших физиогномистов и философов говорит, что люди в членах, уподобляющих их животным, содержат природу этих животных. Отчего и называют человека малым миром, поскольку вся природа как высших, так и низших субстанций объята человеческой природой (хотя и называют его так и по другим причинам).

Итак, это предположение созвучно разуму и опыту.

В-пятых, мы предполагаем на основании III книги “О душе” (16), что чувственная душа, когда она воспринимает виды всех чувственных вещей, некоторым образом отождествляется со всеми чувственно воспринимаемыми вещами, а разум — со всеми умопостижимыми. А поскольку все сущее является либо чувственно воспринимаемым, либо умопостижимым, человеческая душа, охватывая собой и то и другое, то есть ощущение и разум, сама отождествляется со всем. Ибо ощущение в актуальном состоянии есть ощущаемое в актуальном состоянии, и ум в актуальном состоянии есть умопости-жимое в актуальном состоянии, как это следует из III книги “О душе”.

В-шестых, мы предполагаем, что, поскольку ощущение в актуальном состоянии есть ощущаемое в актуальном состоянии и поскольку так происходит лишь согласно духовному, а не реальному бытию (отчего во II книге “О душе” (17) о глазе, видящем цвет, говорится, что он окрашен духовно, а не реально, и желающий именуется желаемым, и мыслящий — мыслимым таким же образом, а именно согласно духовному бытию), ничто, однако же, не препятствует и, более того, необходимо, чтобы сам духовный вид реально производил вещь, видом которой он является, если действующее начало окажется способным, а воспринимающее — хорошо предрасположено к действию.

Это предположение с очевидностью подтверждается и авторитетом и опытом и обосновывается разумными доводами. Авторитетом, поскольку Аристотель в трактате “О движениях животных” (18) в книге II по общепринятой нумерации, в толковании 6, говорит буквально следующее: “К изменениям приводят посредствующие действия воображения и ощущения. То есть ощущение тотчас становится неким существенным изменением, воображение же и мышление обладают силой вещей, ведь мыслимое тепло или холод, или удовольствие и неудовольствие оказываются такими же, как и сами эти реальные вещи. Благодаря чему лишь мыслящие существа дрожат и страшатся: эти чувства являются страстями и изменениями, изменения же в теле бывают большими или меньшими, и незначительное изменение, осуществленное вначале, приводит ко многим и великим различиям, становящимся явными, подобно тому, как при незначительном повороте руля происходит в действительности великое перемещение корабля. Так же и соответственно воздействию тепла или холода или какой-либо страсти происходит изменение вне сердца и в чувственной части [тела], возникает значительное изменение во внешнем виде тела: оно краснеет, бледнеет или трепещет или происходят иные противоположные телесные изменения. Стало быть, в тех движениях, к которым мы стремимся или которых избегаем в вещах, подвергаемых воздействию, причина движения следует мышлению или воображению тепла или холода. Печалит то, чего избегают, услаждает то, к чему стремятся. А в умеренном [состоянии] это скрыто. Но довольно об этом.

То же, что печалит или услаждает, почти всегда связано с холодом или теплом. Это очевидно из страстей. Ведь смелость и страх, и стремление к любовным наслаждениям, и иные телесные движения печалят или веселят, и это частично связано с согреванием или охлаждением, причем всего тела. Воспоминания же и представления, пользующиеся как бы образами, но иногда в большей, иногда в меньшей степени, суть причины этих чувств и всего, что за ними следует”.

Такие же суждения высказаны в VII книге “Проблем” (19) и почти во всех проблемах; здесь я этого не излагаю ради краткости. Это может быть также подтверждено опытом.

Аристотель в IX книге “О природе животных” (20), в главе 38, пишет так: “Но как всякое животное действует ради своих целей, так и в своих действиях обычно испытывает воздействие и изменяет свои нравы. Некоторые же части тела чаще всего изменяются по причине действия, как это происходит с птицами. Ведь куры, когда одолевают петухов, кукарекают, и по примеру петухов пытаются внезапно совокупляться, и даже распрямляют гребешок и хвост, так что трудно узнать, что это курица; иногда даже у них появляются шпоры. И даже встречаются петухи, которые, когда совокупляются с сильной курицей, выполняют обязанности наседок по отношению к цыплятам, высиживая их, согревая и обучая, и при этом не хотят кукарекать или совокупляться. Так что некоторые петухи от самого рождения оказываются до того изнеженными, что не кукарекают, и не хотят совокупляться, и даже терпят посягательства тех, кто захочет их топтать, и все прочее, что из этого следует”.

Авиценна же в IX книге “О животных” (21), в главе о нравах животных, среди многого иного пишет так: “К числу удивительных свойств животных относятся такие случаи, что курица, когда одолевает петуха в борьбе, поднимает гребешок, как если бы она была петухом, и иногда у нее на ногах появляются шпоры, как у петухов. И если курица подохнет, едва снеся яйца, петух высиживает их, как если бы он был курицей, и это время не резвится, и ведет себя нежно, как будто он курица, и прочее, что из этого следует”.

Более подробно об этом говорит Марсилио Фичино в 1-й главе XIII книги “О Платоновском богословии” (22). А именно, он пишет так: “За воображением следуют четыре аффекта: аппетит, желание, страх и страдание. Все они, будучи очень сильными, воздействуют целиком на собственное тело, а иногда и на чужое. Сколь великое пламя возбуждает страстное желание в сердце или страсть к наслаждению в печени! Ведь врач Эрасистрат по изменению пульса узнал, что Антиох охвачен любовью к Стратонике. И напротив, как пагубно дурной глаз воздействует назойливыми взглядами па детей и иных слабейших существ. Сколь очевидно страстное желание беременной женщины заражает нежный плод свойствами мыслимой вещи. Сколь разнообразные и непохожие на них самих душевные движения и внешний вид запечатлевают в своих детях родители из-за страстного воображения различных вещей, каковым по какой-либо случайности оказываются они охвачены в момент совокупления. Отчего и происходит, что люди внешним обликом и телодвижениями так сильно различаются друг от друга, как будто принадлежат к различным видам животных. А как часто чародейская воля своими воздействиями и чарами вредила людям, и растениям, и животным. Добавь к этому, что у иных обжор при одной алчной мысли о некоторых блюдах слюна обретает соответствующий привкус. Дети же и беременные женщины из-за чрезмерного желания запретной пищи или питья слабеют и истаивают. Подобное воздействие оказывает страстное желание. Но точно так же и сильная радость может внезапно привести к гибели, а порой и измучить болезнью. Разве Софокл и Дионисий, тиран Сицилийский, не погибли оба внезапно, получив известие об успехе трагедии? Мать же, увидев возвращающегося из сражения сына, тотчас испустила дух. На что способно горе — знает всякий. А предвкушение тягостного XI отвратительного зрелища отравляет и вызывает тошноту одним представлением о нем. Некоторые дети (а также и подростки), когда видят, что кому-то подносят горькое питье, ощущают горечь во рту, которую возбуждает воображение, иногда их проносит от одних этих мыслей, и, что особенно удивительно, у некоторых людей сводит зубы от того, что они увидят или услышат.

А на что способно сострадание, которое есть некая разновидность страдания! Разве тело сострадающего не мучится болью от одного вида чужих мучений? Этому служат подтверждением и те, кто от вида человеческой крови впадает в слабость и теряет дыхание, и те, кто ощущает боль в руке, едва они увидят или услышат, что кто-то ранен в руку.

А страх? Разве не испытываем мы, глядя из высоких окон на землю, головокружение и не содрогаемся от ужаса? Мы бледнеем от внезапного испуга, как краснеем от стыда. От страха сразу же трепещет сердце, волосы встают дыбом, мы теряем голос, и люди иногда надолго заболевают, а то и умирают.

Иногда же страх вылечивает болезнь, например икоту или перемежающуюся лихорадку. Как рассказывает Геродот (23), когда некий перс хотел убить царя Креза, сын Креза, до того немой, из-за великого страха перед отцовой смертью и из-за страстного желания закричать внезапно открыл уста и громким голосом воскликнул: “Человек, не убивай Креза!” — и так обрел дар речи.

Вот почему эти четыре аффекта целиком господствуют над телом, постоянно воздействуя на него. Это движения самой души, ибо, будучи направлена на то или иное благо или зло, она желает, радуется, страшится или страдает. Из чего следует, что природа тела полностью подчиняется движениям души. От этого происходит, что человеческое лицо тончайшим образом передает главные признаки душевных склонностей и указывает на движение отдельных страстей. Первое понимают одни физиогномисты, а второе и простые люди. Всякий легко отличит (по выражению лица) терпеливую, боязливую, гневную, радостную или печальную душу”.

Я мог бы еще привести многие [доводы], относящиеся к этому, но и сказанного считаю достаточным. Не в меньшей мере нас убеждает в этом и разум. Ибо виды или идеи обнаруживаются в Боге, в интеллигенциях и в низшей душе. Имя богов приводится здесь по аналогии, отчего вначале говорится о том, что относится к интеллигенциям, а потом — о низших душах. Образ божественной идеи есть причина мыслимого, и для этого он не нуждается в орудии. Ведь Бог произвел этот видимый мир посредством идеи мира, которая заключена в божественном уме, и безо всякого орудия, поскольку он есть причина всех вещей, как говорит Боэций в III книге “Об утешении” (24). Идея же возникающих вещей, которая заключена в нематериальных субстанциях, произвела низшие виды посредством вечных орудий, каковы суть небесные тела, как говорит Комментатор во II книге “О возникновении”, комментарии 51, и в XII книге “Метафизики” (25).

Вот почему вполне допустимо, что идея, находящаяся в нашем уме и являющаяся видом, производит иногда свои идеи согласно реальному бытию и посредством тленных орудий, каковы суть природный дух и кровь, при наличии соответствующих условий, благодаря чему очевидно 6-е предположение.

В-седьмых, мы предполагаем, что, если душевные страсти оказывают воздействие вовнутрь и в телах, в которых они обретаются, происходят столь удивительные явления, ничто не препятствует тому, чтобы подобные же результаты обнаруживались иногда и вовне, и в других телах. Это предположение очевидно, так как душевные страсти подобным же образом направлены вовне, как и вовнутрь, более того, иногда даже более вовне, и действующее начало обладает для этого достаточной властью; следовательно, подобные действия могут происходить и вовне. Ведь если Сократ предрасположен к какому-либо аффекту, то так же точно может быть предрасположен к нему и Платон. И так как от тела, подверженного воздействию страстей, почти всегда исходят испарения, то это заражение или возбуждение передается вовне, как и вовнутрь, так что подобные явления происходят у Платона извне, как у Сократа изнутри.

Это равно очевидно и применительно к старухам-колдуньям, и к распаленному страстями человеку, и к мокротам, и к испарениям больного, и к шипению змеи, и так до бесконечности. Более того, из-за различий и тех, кто испытывает воздействие, ребенок подвергается действию колдовства скорее, чем старуха, так как ребенок обладает нежной природой. И зараженный чумой, заразив другого, порой сам выживает и даже выздоравливает, а зараженный им умирает, поскольку один способен сопротивляться болезни, а другой нет, и т. д.

Поэтому это действие может оказаться как вредным, так и полезным. Как сообщает Плутарх в Жизнеописании Александра Великого (26), люди радовались и становились сильнее при его приближении, обоняя его тело. И общение с отроком, от которого исходит здоровый дух, является, по учению медиков, умеренным лекарственным средством.

В-восьмых, мы предполагаем, на основании суждения Августина в III книге “О Троице” (27) и во многих иных местах (это принято почти всеми новейшими богословами), что демоны движут тела местным движением, но не могут непосредственно их изменять. Действительно, когда случается нечто такое, это происходит посредством природных тел, которые тайно либо явно были употреблены демонами. Это предположение является очевидным по общему согласию наших богословов. Таковы наши предположения.

назад

вперед

Пьетро Помпонацци. Трактаты “О бессмертии души”, “О причинах естественных явлений” — М.: Главная редакция АОН пои ЦК КПСС, 1990.