Джордано Бруно

КИЛЛЕНСКИЙ Осел
СОЧИНЕНИЕ НОЛАНЦА

Собеседники:
Осел, Пифагорейская обезьяна, Меркурий

Осел. Почему должен я пренебрегать твоим высоким, редким и превосходным даром, о громовержец Юпитер? Почему этот дарованный мне тобою талант, на который ты взирал провиденциальным взглядом, я буду держать погребенным под черным и мрачным прахом неблагодарнейшего молчания? Почему, желая уже давно говорить, я буду страдать дальше и не стану испускать из уст моих тех необычных звуков, которые в этот крайне смутный век твое великодушие посеяло в мой дух, чтобы они были проявлены наружу? Поэтому откройся, откройся же ключом случая, ослиная глотка, развяжись старанием воли, язык, соберитесь силою внимания, направленного намерением, плоды деревьев и цветы трав, находящихся в саду ослиной памяти.

Обезьяна. О необычайное диво, о ошеломляющее чудо, о невероятное удивление, о чудесное достижение! Унесите, боги, все печали! Говорит осел? Осел говорит? О Музы, Аполлон и Геркулес, из такой головы выходят членораздельные звуки? Умолкни, Обезьяна, быть может, ты ошиблась; быть может, под этой шкурой укрылся какой-нибудь человек с целью подшутить над нами.

Осел. Опомнись, Обезьяна! Я, изрекающий, не какой-нибудь софистический, а самый натуральный осел, хотя я и помню, что имел когда-то другие, человеческие лица, подобно тому, как теперь ты видишь меня с органами животного.

Обезьяна. Я спрашиваю тебя, о воплощенный демон: кто ты и каков ты? Сейчас же, и прежде всего, хотела бы я узнать, чего ты хочешь здесь? Что предвещаешь? Какие веления несешь ты от богов? Чем окончится это видение? С какой целью явился ты сюда? Ради чего произносишь ты речи под нашим портиком?

Осел. Прежде всего я хочу, чтобы ты знала, что я желаю стать членом и быть признанным доктором какого-либо колледжа или академии, чтобы моя правоспособность была заверена документально, чтобы не ждали высказывания моих взглядов, не взвешивали моих слов и не относились к моим учениям с меньшим доверием, чем к...

Обезьяна. О, Юпитер! Возможно ли, чтобы когда-либо от сотворения мира был отмечен подобный этому факт, подобный удобный случай?

Осел. Перестань же удивляться. Пусть мне ответят сейчас же или ты или эти люди, которые сбегаются, ошеломленные, слушать меня. О вы, носящие тогу, докторские береты и перстни, ученые и архиученые, герои и полубоги науки! Хотите ли вы, угодно ли вам с открытым сердцем принять в ваш союз, в ваше общество и товарищество, под знамя вашего единения этого осла, которого вы видите и слышите? Почему одни из вас, смеясь, удивляются, другие, удивляясь, кусают себе губы? Почему никто не отвечает?

Обезьяна. Видишь ли, они не говорят от изумления и все, повернувшись ко мне, подают мне знаки, ожидая от меня ответа; как президент, я объявляю тебе решение и от себя и от имени всех: ты должен ждать извещения.

Осел. Что это за академия, над входом в которую написано: «Не переходите за черту»?

Обезьяна. Это школа пифагорейцев.

Осел. Можно ли мне туда войти?

Обезьяна. Для академиков это возможно, но не без трудностей и не без многих условий.

Осел. Каковы же эти условия?

Обезьяна. Их довольно много.

Осел. Я спрашиваю: каковы они, а не сколько.

Обезьяна. Лучше я отвечу тебе, сообщая о главных. Во-первых, у всякого, добивающегося принятия, прежде чем он будет допущен, должно быть измерено наугольником расположение частей его тела, лица и ума для серьезных выводов об известных нам зависимостях тела от души и души от тела.

Осел. «От Юпитера начинается дело, о музы»65, если он хочет жениться.­

Обезьяна. Во-вторых, когда он принят, то ему дается срок (не меньше двух лет), в течение которого он должен молчать. Ему не позволяется не только спорить и исследовать проблемы, но даже ставить вопросы. В это время он называется акустиком.

В-третьих, по истечении этого периода ему дозволяется говорить, спрашивать, писать о выслушанном и излагать собственные мнения. В течение этого времени он называется математиком, или халдеем.

В-четвертых, ознакомившись с подобными вещами и украшенный этими знаниями, он обращается к рассмотрению дел мира и начал природы, и здесь-то он прекращает свое продвижение, нося название физика.

Осел. А дальше он не продвигается?

Обезьяна. Больше чем физиком быть нельзя, потому что невозможно иметь понятие о вещах сверхъестественных, за исключением их отблеска в вещах естественных. Ибо лишь некоторым, очищенным и высшим умам удается рассматривать их как таковые.

Осел. А у вас нет метафизики?

Обезьяна. Нет. То, что у других напыщенно называется метафизикой, есть только часть логики. Но оставим то, что не относится к нашему разговору. Таковы, следовательно, условия и правила нашей академии.

Осел. Эти вот самые.

Обезьяна. Да, синьор.

Осел. О почтенная школа, уважаемый университет, прекрасная секта, заслуженная коллегия, просвещеннейшая гимназия, неотразимое зрелище и главнейшая из главных академия! К вам, благословеннейшие странноприемники, является бродячий осел, как жаждущий олень к прозрачнейшим и свежайшим водам, смиренный и умоляющий осел, страстно стремящийся записаться в вашу компанию.

Обезьяна. Как? В нашу компанию?

Осел. Да, да, синьор! В вашу компанию.

Обезьяна. Выйди через эту дверь, синьор, потому что ослы сюда не допускаются.

Осел. Но скажи мне, брат, через какую дверь вошел ты?

Обезьяна. Небо способно наделить ослов речью, но даже оно не может сделать так, чтобы они вступали в школу пифагорейцев.

Осел. Не будь столь гордой, о Обезьяна, и вспомни, что твой Пифагор учил не презирать ничего находящегося в лоне природы. Хотя в настоящее время я и пребываю в образе осла, но я мог быть великим человеком и, может быть, скоро вновь приму его образ, а ты, хотя теперь и человек, может быть, был и, может быть, скоро станешь великим ослом по воле распределителя форм и мест, распоряжающегося странствованием душ.

Обезьяна. Скажи, брат, ты понял статьи и условия академии?

Осел. Очень хорошо понял.

Обезьяна. И ты подумал о своем существе и о том, вследствие каких твоих недостатков тебе запрещается вступление к нам?

Осел. По-моему — достаточно подумал.

Обезьяна. Ну, так скажи мне об этом.

Осел. Главное соображение, заставляющее меня усомниться, состоит в следующем: верно, конечно, что я не имею той внешности, того нежного тела, той тонкой, чистой и красивой кожи, которые, по мнению физиономистов, чрезвычайно способствуют восприятию науки, ибо грубость тела и кожи препятствуют гибкости ума. Но мне кажется, что глава школы может разрешить сделать исключение из этого правила. Не следует оставлять вне школы того, у кого этот недостаток уравновешивается суммой многих других качеств, как, например, чистотой нравов, живостью ума, силой разумения и другими сопровождающими и родственными этим данными.

Оставляю в стороне мысль, что не должно быть признано правилом без исключения, что душа следует за телосложением. Ведь может статься, что какой-либо весьма действенный духовный принцип преодолеет опасность, которую несет за собою тучность или другая болезнь. По этому поводу приведу вам в пример Сократа, которого физиономист Зопир считал за человека распущенного, глупого, тупоумного, изнеженного, непостоянного и влюбчивого в мальчишек; все это признавал и сам философ, но не в такой мере, чтобы эти склонности осуществлялись. Он был сдерживаем постоянным изучением философии, которая дала ему в руки крепкий руль против напора волны плохих природных предрасположений, потому что нет ничего, что не преодолевалось бы трудом.

Затем, что касается других основных частей физиогномики, которая занимается не вопросами о темпераменте, а гармонической пропорцией членов, то я указываю вам, что во мне, если судить здраво, нельзя найти никакого недостатка.

Вы знаете, что свинья не должна быть хорошей лошадью, а осел —хорошим человеком; но осел должен быть хорошим ослом, свинья —хорошей свиньей, а человек — хорошим человеком. Так что если применить это рассуждение к другим проблемам, то ясно, что лошадь не кажется свинье красивой, а свинья не кажется лошади красавицей; человеку не кажется красивым осел. Человек не влюбляется в осла, и, наоборот: ослу не кажется красивым человек, и осел не влюбляется в человека. Так что в согласии с этим правилом, когда вещи будут обследованы и разумно взвешены, каждый согласится сделать уступки другим в соответствии с их склонностями и признать, что понятия о красоте различны сообразно различным соотношениям и что нет ничего абсолютно и истинно прекрасного, кроме самой красоты или того, что прекрасно по существу, а не по причастности к красоте. Не говорю уже о том, что у самого человеческого рода рассмотрение того, что называется красотой тела, должно принимать во внимание 25 обстоятельств и толкований и быть с ними согласовано. Иначе говоря, ложно правило физиогномики о нежном и мягком теле: ведь дети, обладающие нежным телом, не более годны к науке, чем взрослые, и женщины не более искусны, чем мужчины, исключая случай, когда большей способностью мы назвали бы ту, которая очень далека от деятельности.

Обезьяна. Пока что ты обнаружил довольно приличные знания. Поэтому продолжай, синьор осел, и стойко защищай свои утверждения, если тебе это угодно; но

Ты хочешь уловить в тенета гребни волн,
И семена в полях, и ветра завыванья,
На сердце женщины построить упованья,

если ты надеешься, что господа академики той или иной школы разрешат тебе вступить в академию. Однако, если ты учен, будь доволен тем, что ты останешься со своей ученостью одиноким.

Осел. О, безумцы, вы думаете, что я высказываю вам свои доводы, чтоб вы признали меня полноправным; думаете, что я сделал это для другой цели, а не затем, чтобы обвинить вас и сделать вас ответственными перед Юпитером? Юпитер, наделив меня ученостью, сделал меня доктором. Я все ожидал, конечно, что по разумному решению таких мудрых людей, как вы, будет отвергнуто мнение, будто бы «неудобно, чтобы ослы входили в академию вместе с нами, людьми». Это мог сказать ученый какой угодно другой школы, но не должно было всерьез высказываться вами, пифагорейцами. Ведь запрещением мне вступить в вашу школу вы разрушаете принципы, основы и суть вашей философии.

В самом деле, какую разницу вы находите между нами, ослами, и вами, людьми, если вы судите не поверхностно, не лицемерно и не по видимости? Кроме того скажите, неспособные судьи. Разве мало вас шатается по академии ослов? Разве мало обучается в академии ослов? Сколь многие из вас извлекают пользу от академии ослов, становятся докторами, загнивают и умирают в академии ослов? Сколь многие получают привилегии, повышения, взвеличения, канонизации, прославления и обожествления в академии ослов? Если бы не было ослиных академий и не было ослов, не знаю, что было бы и как было бы с вами самими. Разве мало почтеннейших и знаменитейших университетов, где читают лекции о том, как надо наослиться, чтобы получить блага не только в здешней временной жизни, но и на том свете? Скажите, при помощи скольких и каких способностей и заслуг входят через дверь ослиности? Скажите, скольким ученым было запрещено преподавание, сколько их было исключено, выброшено и подвергнуто поношению за то, что они не обладают ослиной способностью и не причастны к ослиному совершенству.

Так почему же будет незаконно, если кто-нибудь из ослов, по крайней мере хоть один из них, войдет в академию людей? Почему я не должен быть принят по большинству голосов и шаров в любую вашу академию, принимая во внимание, что если не все, то по меньшей мере большая и величайшая часть нас, ослов, вписана и отмечена на скрижалях столь универсальной нашей академии? Но если мы, ослы, столь щедры и терпимы, принимая всех, то почему вы должны быть столь воздержанны в приеме по меньшей мере хоть одного из нас, ослов?

Обезьяна. Наибольшие затруднения возникают в более достойных и более важных вопросах, чего нет и на что не обращают внимания в делах незначительных. Хотя без затруднения и без особых угрызений совести все люди принимаются в академию ослов, но нельзя так действовать в академиях людей.

Осел. Но, синьор, позвольте мне узнать и сообщите мне, что более достойно: когда человек превращается в осла или когда осел превращается в человека...

А-а, вот появился мой килленец Меркурий: я узнаю его по жезлу и по крыльям. Добро пожаловать, крылатый странник, вестник Юпитера, верный толкователь воли богов, щедрый податель знаний, покровитель искусств, постоянный оракул математиков, изумительный счетчик, блестящий оратор, красавец лицом, обладающий изящной фигурой, грандиозная личность, мужчина среди мужчин, женщина среди женщин, несчастный с несчастными, блаженный с блаженными, с каждым особенный, радующийся с радостными и плачущий с плачущими! Ты повсюду летаешь и везде бываешь, и тебя всюду приветливо встречают. Какие благие вести ты принес?

Меркурий. Так как ты, Осел, хочешь, чтобы тебя призвали и чтобы ты стал академиком, я, оделивши тебя разными дарами и милостями, ныне полновластно приказываю, назначаю и утверждаю тебя главным академиком и догматиком с тем, чтобы ты мог всюду ходить и везде обитать, и чтобы никто не мог указать тебе на дверь, или как-либо оскорбить тебя, или как-либо препятствовать тебе. Поэтому входи, куда тебе понравится и где покажется подходящим.

И мы желаем также, чтобы ученой коллегией не была к тебе применена статья о двухлетнем молчании, которая находится в пифагорейском уставе, и все прочие обычные законы, потому что когда появляются новые законы и по отношению к ним установленное право не принимается в расчет; в промежуточном периоде приговор должен быть передаваем на суждение самого лучшего судьи, которому надлежит позаботиться о всем необходимом и соответствующем делу.

Так что — говори среди акустиков; соображай и размышляй среди математиков; спорь, спрашивай, учи, разъясняй и определяй среди физиков; бывай у всех, обсуждай со всеми, вступай в братство, объединяйся, сливайся со всеми, властвуй над всеми, будь всем.

Осел. Вы его поняли?

Обезьяна. Мы не глухие.

Конец