Джордано Бруно


ТАЙНА ПЕГАСА, 

С ПРИЛОЖЕНИЕМ  КИЛЛЕНСКОГО ОСЛА

Диалог третий

Собеседники:
Саулино, Альваро

Саулино. Я долго прогуливался, поджидая. Вижу, что время начала нашего собеседования уже прошло, а их все нет. — А, идет слуга Себасто.

Альваро. Здравствуйте, Саулино! Я пришел известить вас по приказанию хозяина, что собраться снова придется не раньше, чем через неделю. У него умерла жена, и он готовится к выполнению завещания; для этого ему надо быть свободным от других забот. У Корибанта приступ подагры, а Онорио пошел в баню. До свиданья.

Саулино. Всего хорошего. Вижу, что упущен случай высказать другие рассуждения о тайне названного коня. Потому что, насколько я вижу, мировой порядок хочет, чтобы как тот божественный конь в небесных областях показывал себя только до пупка (где расположена заканчивающая созвездие звезда , о которой ставится вопрос и завязывается спор: принадлежит ли она к голове Андромеды или же к туловищу этого почтенного животного) — аналогично этому и сочинение наше «Тайна Пегаса» не может достигнуть завершения, ибо:

Так шествует судьба, руководя нашим пером.

Но из-за этого мы не должны отчаиваться: если случится, что они опять соберутся вместе, я их всех троих запру в комнате, подобно тому, как это бывает на соборе для выбора папы, и они не смогут уйти оттуда до тех пор, пока не оглашено будет создание великой тайны Пегаса.

Пока же пусть эти два диалога считаются за Малую тайну, ученическую, вступительную, микрокосмическую. А чтобы не потерять даром времени на хождение по этому дворику, прочитаю-ка я диалог, который у меня в руках.

Конец третьего диалога «Тайны Пегаса»

 

 

u

КИЛЛЕНСКОМУ ОСЛУ

Блаженно чрево то, чьим стал ты порожденьем,
Сосцы, питавшие тебя здесь в добрый час;
В созвездьях ты живешь и на земле, средь нас,
Божественный осел, вселенной изумленье!

От тяжести седла, от вьючного давленья,
От неба жадного, от наших злых гримас
Природой защищен ослиный твой каркас,
И толстой шкурою и силой разуменья.

Нрав добрый голова твоя являет нам,
А ноздри грубые — солидность и терпенье.
Слух царственный присущ большим твоим ушам,
А губы толстые есть призрак изощренья.

Твой бесподобный фалл — на зависть всем богам,
Загривок же упрям и стоит поощренья.
Я полон восхищенья!
Но все же в целом ты, как ни печально это,
Достоин тысяч притч, но не сонета.